Очень важный текст. Свидетель против "социального государства" которое сейчас беснуется от попытки на 1% сократить его полномочия
Nataly Fainstein 19 марта 2023.
Страсти полыхают, брызги слюны политиков летят в нас даже через монитор. А меня брезгливо плющит от слезливых истерик представителей нашей высшей расы.
Бабуля Фонтейн говорит Скарлетт О'Хара на похоронах ее отца:
"Нужно сохранить в себе способность чего-то бояться…так же, как способность любить".
И в последние дни я ловлю себя на мысли, что меня все тяжелее испугать. После смертной жути российских 90-х, после страшнейших первых 5-ти лет в Израиле (он проверял меня на вшивость до костей), после утраты близких и тяжелейших болезней детей и мужа, после расстрелов стоящих в пробке беспомощных машин, после человеческой шхиты на улицах, после рек крови, смываемой с дороги, черных пластиковых мешков с трупами возле разорваного в клочья автобуса, после заварачиваемых крошечных тел младенцев и воплей их матерей, после ахии собственной почерневшей дочери - мне очень трудно относиться с сочувствием к розовым соплям, размазываемым по Аялону. Спасибо маме, научившей меня крепко стоять на земле, независимо от "оттепели", "застоя" или "культа личности". Потому что этот вульгарный водевиль начался не пару месяцев назад.
Я уже писала о своей чудной любви с чиновниками от богаделен и просвещения.
В 2001, через восемь месяцев после приезда, и на сносях, я сидела в кабинете координатора абсорбции, русскоязычной козы, чем-то сильно напоминавшей сидящую ныне Фаину. Она выговаривала мне свое "фе" по поводу так и не устроившегося на работу моего первого мужа ז״ל. Судя по дальнейшим событиям человек уже "уплыл" по глубочайшим водам клинической депрессии. Но мадам с этим вряд ли была знакома. Она просто задушевно пригрозила сообщить об этом факте в социальные службы, и тогда у нас отберут детей, включая новорожденного. Да, у вас с глазами все в порядке. Мне это сказала женщина, мать, еврейка. Я вышла на работу через 10 дней после родов, через месяц уже делала ночные смены в бейт-авоте, а через три месяца у меня пропало молоко.
В 2002-м практически без языка я пошла учиться на медсестру, засунув под замок в прошлое свои научные и методические изыскания, продолжая работать на полную ставку, поскольку детей надо было кормить, и за учебу - платить. Ни одна организация не дала мне ни шекеля. Все, до последней агоры я заплатила сама.
В 2003 -м, оставшись одна, я пришла сначала в битуах леуми - дама, которой я явно мешала работать, сообщила мне открытым текстом, что если у меня есть деньги на учебу, то пособие мне не светит.
Ну а социальная работница в рамотовской лишке, отпивая свой кофе, на просьбу о помощи просто вышла из себя:"Ты хочешь, чтобы я вместо тебя работала?" И именно в этот момент, когда воды поднялись до души моей, Вс-вышний мне дал моего второго мужа - друга и надежную стену.
Я вообще-то понятливая и намеки считывала быстро. Через четыре года, когда эти дряни попробовали взять Лею в оборот против ее семьи, собес огреб от меня таких п@здюлей, где я по полной насовала в их же ссаные подвигами тапки, что с тех пор только на "вы" и шепотом.
Через пять лет после приземления в Бен Гурионе я с первой попытки сдала госэкзамен на дипломированную медсестру. 180 вопросов, 4 часа плюс полчаса добавка, как репатриантке. Плакала над лекциями, получала гормональные обвалы и мигрени, засыпала на лекциях, отмечая места где "выключилась", а потом "включилась". Пережила садисткие ловушки преподавателей, гнобивших до вылета с учебы за намек на сонное состояние (а ночные смены у меня никто не отменял, дети по-прежнему хотели жрать, а Адасса к тому времени уже променяла милосердие на понты).
В 2009 Лея окончила начальную школу и находилась, мягко говоря, в очень хреновом состоянии. Мне было очевидно, что тихон ее добьет. Я обратилась в минпрос с просьбой разрешить мне на один год домашнее обучение за свой счет, чтобы стабилизировать ребенка. Я подготовила программу, учебники (все-таки моя вторая степень была честно заработана у методистов школы Маранцмана). И вот настал этот день. Я хочу, чтобы на имя этой снобской дряни, Ализы Мендель, плевались многие поколения, но, видимо, не судьба, скорее всего сдохнет в безвестности.
Она брала, поджав губки, брезгливо-презрительно результат работы нескольких месяцев. Вы думаете она нашла серьезные огрехи кроме шгиет ктав? При условии, что было указано - язык и литературу будет преподавать профессионал, не я. Нет. Ее выбесил прецедент свободного мышления. Ее выбесила наглость самой просьбы выйти из-под контроля системы. Я имела хамство усомниться в их замечательной машине, уже поставившей моего ребенка на грань нервного срыва.
"Вы мать-истеричка, живущая в своих фантазиях и оторванная от реальности!"
Хочу посмотреть, если медсестра скажет пациенту что-либо подобное. Все, что я могла ответить этой дуре от просвещения, что мои фантазии всегда работают. Это была каденция Саара в минпросе. Мне с треском отказали. Но система дала сбой, они не сдержали обещания - назначенная школа отказалась принять ребенка. А я уже не была наивной дурой, чтобы испугаться и не воспользоваться. В результате страстной переписки со всеми просветительскими бонзами, включая лишку Саара, Лея проучилась год дома, хоть и не совсем законно, а потом попала в школу Кешет, где и смогла дойти до багрует. И сейчас, когда она, в отличие от большинства своих одноклассников, сама снимает квартиру и сама за нее платит, сама заказывет рецепты и сама их выкупает, сама пасет свою кошку, и бдит заказы ее жрачки, и многая-многая вещи уже совсем сама, я радуюсь той старой победе снова и снова.
Так почему же мне после такого дрека и боли хочется плакать при звуках Атиквы, а выезжая из Иерусалима в сторону центра страны - вылезти из автобуса от страха, удаляясь от Котеля. Потому что система, прыгающая сейчас на красно-белом шабаше - это не Израиль, хоть и машут они синим магендавидом. Это лишь его белый чепчик. Израиль - это его люди. Те, кто тащил мне продуктовые пайки и подсовывал продуктовые талоны, кто собирал для меня вещи к родам, кто давал нужные имена и телефоны, кто присматривал за моими детьми и учил их, кто брал для меня лекции, кто прикрывал на учебе и на работе. Кто просто был рядом и всегда мог подставить плечо, обнять и поплакать вместе со мной. Кто даже будучи частью системы, где нет людей, остался в ней человеком. Этому Израилю бояться можно только одного - потерять себя.